В созвездии трапеции [сборник] - Страница 98

— Вы, кажется, доберетесь скоро и до парадоксов Зенона, — смеется Илья. — Вспомните такие его «трудные вопросы», как «Дихотомия» и «Ахиллес».

— Ты назвал лишь две его апории, — кричит кто-то с противоположного конца стола, — а их было четыре. Вспомни-ка еще «Стрелу» и «Стадий»!

— Позвольте, почему же тогда только четыре? — стучит ножом по тарелке уже кто-то из степенных коллег Нестерова-старшего. — До нас дошло девять апорий Зенона, а, по утверждению историков философии, было их сорок пять.

— Но что же это у нас такое? — встает Андрей Петрович. — Встреча Нового года или научный симпозиум? Однако, если уж речь зашла о Зеноне Элейском, сформулировавшем свои парадоксы еще в пятом веке до нашей эры, то тут ничего нельзя утверждать с достаточной достоверностью. Они ведь дошли до нас в основном благодаря Аристотелю, критиковавшему их в своей «Физике» через сто лет после их появления.

— А может быть, даже обязаны мы этим не столько Аристотелю, сколько комментариям Симпликия к «Физике» Аристотеля, написанным уже почти через тысячу лет после Зенона, — усмехаясь, добавляет еще один доктор физико-математических наук.

— И это называется, он навел порядок? — сокрушенно качает головой Ирина Михайловна, бросая на Андрея Петровича укоризненный взгляд. — Подлил только масла в огонь. Теперь их ничем не остановишь.

А Маше нравится этот необычный за новогодним столом научный спор. Она хоть и впервые слышит имя древнегреческого ученого Зенона и никакого представления не имеет о его «трудных вопросах», но ей ясно, что тут собрались люди, всецело поглощенные наукой. И она почти не сомневается, что нет для них ничего более интересного, чем этот спор, даже на новогодней встрече. Приятно ей и то, что братья ее, видимо, с еще большим удовольствием, чем она, прислушиваются к их разговору.

А гостей Нестеровых уже действительно ничем нельзя отвлечь от столь привычного для них научного спора. А когда разговор переходит на более современные проблемы науки, Ирине Михайловне кажется уже совершенно невероятным переключить их беседу на другие темы. Отчаявшись сделать это, она подходит к Маше и шепчет ей на ухо:

— Вся надежда на вас, Машенька. Стукните-ка кулаком по столу и напомните им о Новом годе.

— Но ведь это же интересно!..

— Может быть; если слушать это не часто, а у нас такое почти каждый день. И потом, разве это тот разговор, который должен происходить на встрече Нового года? Это же просто одержимые какие-то! Они даже на вас перестали обращать внимание.

— Вот и хорошо! — смеется Маша.

— Да что же тут хорошего?

Но тут вдруг раздается звонок, и Ирина Михайловна поспешно уходит открывать дверь.

— Наконец-то! — слышится ее радостный возглас, и Маша догадывается, что это пришел Анатолий Георгиевич.

Ирина Михайловна торжественно представляет его своим гостям и усаживает рядом с собой.

И тут только Маша замечает, что нет Юры. Да и Антон Мушкин тоже, кажется, собирается улизнуть. Воспользовавшись тем, что Илья вышел из-за стола, чтобы поздороваться с Анатолием Георгиевичем, Маша устремляется вслед за Мушкиным.

— Вы куда же это, Антоша? — цепко хватает она его за руку.

— Вы бы лучше Юру об этом спросили, когда он уходил, — хмуро отзывается Мушкин.

— Так он ушел, значит?

— Ну да. А вы, конечно, этого и не заметили. Счастливо вам оставаться и веселиться тут, а я попробую догнать его, если только он не очень далеко ушел.

— Но как же так, Антоша. — беспомощно разводит руками Маша. — Почему он вдруг ушел?

— Ах, Маша, Маша! — вздыхает Мушкин. — Неужели вы сами не догадываетесь? Ну, я пошел. Его нельзя оставлять одного в таком состоянии.

— Ну и я тогда с вами! — решительно произносит Маша. — Раз он из-за меня, то я должна…

— Нет, дорогая моя Машенька, — ласково кладет ей руку на плечо Михаил Богданович, — вы должны остаться. Представляете, что произойдет, если вы уйдете? Жаль, конечно, что Юра сбежал, но тут уж ничего не поделаешь…

— Я тоже протестую против вашего ухода, — раздается вдруг не очень твердый голос Левы Энглина — сказалось-таки пренебрежительное отношение его к закуске.

— А как же это вы обнаружили, что я ушла из-за стола? — усмехается Маша. — Вы ведь не замечали меня, даже когда я рядом с вами сидела.

— Да ведь я просто робел. Потому и выпил, кажется, немного больше, чем надо. Но вы не уходите, пожалуйста. Очень вас об этом прошу. А то я..

Он не договаривает, так как появляется Илья, и они вдвоем уводят Машу к столу.

— Извините меня, Антоша, — виновато кивает она Мушкину.

Михаил Богданович не задерживает Антона, он понимает, что тот не может оставить своего друга одного.

— Очень жаль, Антоша, что вы уходите, — говорит он на прощанье, крепко пожимая ему руку. — Пожалуй, вам действительно нужно догнать Юру.

— Вы не думайте только, что он что-нибудь такое может сделать…

— А я и не думаю этого. Я его хорошо знаю. И отпускаю вас только потому, что понимаю, как ему будет тяжело в эту ночь одному. Но скажите ему все-таки, что обидел он меня. Или лучше ничего не говорите. Я потом сам ему это скажу.

А Юра в это время, ссутулясь, идет по широкой улице Садового кольца, не замечая ни снега, ни редких пешеходов, спешащих куда-то с чемоданчиками и свертками под мышкой. Хотя он и выпил у Нестеровых несколько рюмок коньяку, но чувствует себя совершенно трезвым. Он даже не ощущает никакой обиды ни на кого и вообще, кажется, не думает ни о чем. Просто идет куда-то без определенной цели…